Ксения Михеева – хореограф с большой буквы Х (во всяком случае для Петербургского современного танца): обладательница «Золотой маски» за лучший спектакль современного танца, более того, спектакль этот – «Последнее чаепитие» – был поставлен на независимую танцевальную компанию, выживающую на подножном корму. Новую работу Ксения также поставила на «своих» ребят, за исключением, разве что, Александра Челидзе, ранее среди танцовщиков Ksenia Mikheeva Project не замеченного.
Спектакль «Место, которого еще не было», на первый взгляд, про сломанные микрофоны. Но это только на первый. Если взглянуть прицельнее, то в путанице проводов, человеческих тел, разносящихся эхом обрывках фраз, нагромождении микрофонов и переменчивом свете можно разглядеть странное место в каком-то коллективном сознании персонажей. Место, которого не может быть, как не может быть и коллективного сознания. Что происходит там? Возможно, трансформация личности, а может и крушение ложных надежд и иллюзий и в итоге обретение права голоса, права быть личностью, права быть…
Но обо всем по порядку: в туманном пространстве, опутанном проводами микрофонов, проявляется человек (Ярослав Дидин) и бесформенная масса, в которой через некоторое время можно опознать человеческие тела Никиты Маркелова и Александра Челидзе. Последние составляют дуэт, и в целом сохраняют его до конца спектакля, с большей или меньшей плотностью взаимодействия. Пока они заняты друг другом, Ярослав работает над звукоизвлечением с помощью действующих и недействующих микрофонов. Исчерпав варианты существования в этом пространстве втроем, персонажи вытаскивают на сцену четвертого, Станислава Пономарева. Стас стремительно перемещается, исполняет серию исступленных grand battement и лишь после этого обнаруживает, что не одет (небольшие плавки не в счет). Устранив это недоразумение, он предлагает и остальным танцовщикам поэкспериментировать с одеждой. И вот уже все раздеваются – одеваются – манипулируют деталями гардероба. Все интенсивнее становится взаимодействие с микрофонами, проводами, одеждой; яростнее телодвижения, агрессивнее свет. Все гуще заливается звуками объем сцены, разгоряченные тела танцовщиков все чаще сменяют друг друга в эпицентре событий, и вот, наконец, разрядка – все четверо выстроились на рампе, красивые, как олимпийские боги, стоят они, устремив взгляд в даль – туда, куда нам проникнуть мыслью недоступно.
Ощущение цельности происходящего есть, несмотря на отсутствие выраженного повествования. Персонажи (а это все-таки персонажи, пусть и довольно близкие к личностям самих танцовщиков) действуют слаженно, вовлекая все пространство и имеющиеся в нем объекты в единую композицию. Чередование эмоционально и движенчески насыщенных сцен и картин меланхоличного чила формируют некую событийность и, значит, драматургию.
Кстати, о драматургии. Ксения Михеева, будучи совершенно самостоятельной (и уже доказавшей свою состоятельность) творческой единицей приглашает к сотрудничеству загадочную фигуру «танцдраматурга», Александра Любашина. Зачем, спрашивается, он там нужен? Ведь очевидно, что он – не автор пьесы. Танцдраматург – по одной из версий это «внешний глаз». То есть человек, наблюдающий процесс создания работы и дающий обратную связь на стадии «work-in-progress». Он эмоционально не включен в идею хореографа, он не является частью постановочной команды, как будто бы… Но он квалифицированный зритель, способный вовремя оценить работает или не работает тот или иной прием, считывается ли смысл, раскрывается ли идея. Есть и другая функция танцдраматурга – зачастую, работая с хореографом с этапа возникновения замысла, танцдраматург организует информационное поле для хореографа, подбирая для него широкий спектр монографий, статей, справочных и визуальных материалов, художественных фильмов и документалистики – всё то, что может трансформировать идею хореографа, углубить ее, уточнить, детализировать.
Таким образом, привлекая к работе над своей постановкой танцдраматурга хореограф не делит с ним авторство, но приобретает надежного соратника, заинтересованного зрителя и своеобразного психотерапевта. Сотрудничество Ксении Михеевой с Александром Любашиным считаю, неплохо сработало.
Магический свет, создававший атмосферу ирреальности происходящего, а иногда и наоборот заземлявший, добавлявший телесной плотности действу – дело рук художника Эмиля Авраменко. Сценография Кати Андреевой не только определяла визуальную составляющую, но и становилась объектом хореографии. Странная, утопающая в обрывках фраз и отдельных выкриках танцовщиков музыкальная партитура композитора Олега Гудачева добавила колорита, задавая утопический сюрреалистический характер постановке.
«Место, которого еще не было» теперь есть на Новой сцене Александринского театра в рамках «Нового танца на новой сцене». И дай Бог, чтобы всякий творческий эксперимент приводил в это самое «Место»!
P.S.: расширенными от изумления глазами читаю пресс-релиз. Не сошлись мы явно с Ксюшиным завлитом.
Не для потомков 